ГЛАВА I.  ВОСПИТАНИЕ РУССКОГО ДВОРЯНИНА

Образ жизни русского дворянства

     Жизнь русского общества при Екатерине  II, особенно в столицах, производила впечатление странного сочетания успехов образования, внешнего лоска, роскоши, блеска и старинного варварства. Встречались дамы и девицы, которые прекрасно говорили на трех-четырех языках, играли на разнообразных музыкальных инструментах. Люди со средствами заводили французские библиотеки и выписывали французских гувернеров и гувернанток для своих детей, другие отправляли детей учиться в Париж. К числу образованных людей относились А.Р. Воронцов, И.И. Шувалов, Н.И. Панин, княгиня Е.Р. Дашкова.

Но  при том, что в дворянском быту старались освоить европейские нормы  поведения,  дворяне были близки к простому народу, они жили по нескольку  месяцев в деревне, соблюдали  общеправославные праздники, чтили  обряды, традиции народа, брали няню из крестьян, поэтому патриархальный быт семьи перекликался с крестьянским, особенно у провинциальных дворян. Традиционная культура, ее ценности, этикет глубоко входили не только в дворянскую, но и в мещанскую, в купеческую среду, бытовали в ней, определяя  национальную сущность характера.

Согласно  исследованиям Латышиной Д.И. дворянство в XVIII и XIX столетиях отличалось неоднородностью и этнической пестротой. Чуть более половины дворян были русскими, хранившими патриархальные, народные черты и пристрастия. Также в состав дворянства входили татары, поляки, литовцы, немцы и представители других национальностей.

Неоднородным  было дворянство и в имущественном  положении: высший, чрезвычайно тонкий слой – элита, имевший огромные привилегии и богатства; средний, обладавший дворянскими правами и некоторым достатком; низший, жизнь которого в провинции  мало отличалась от жизни простонародья. Но модный этикет, внешние формы  поведения стремились освоить в  каждой семье, но выглядели они часто курьезно. Это была дикая смесь застарелого невежества, грубой некультурности и распущенности с мишурой западного просвещения и внешних форм европейской жизни.

     Случилось так, что Франция стала образцом светскости и общежития для русского общества, писал В.О. Ключевский. Эти веяния шли от царского двора. Вольтер был сделан почетным членом русской Академии наук и получил поручение написать историю Петра Великого; в этом Вольтеру помогал жаркий поклонник французских мод и литературы И.И. Шувалов, влиятельный человек при дворе Елизаветы и куратор Московского университета.

     Екатерина еще в молодости увлекалась французской  литературой; вступив на престол, она спешила завести прямые отношения с вождями литературного движения, стремясь создать о себе лестное мнение в Европе.

     В высшем свете развилась мода на чтение. Читали без разбору все, что попадалось под руку. Но потом чтение получило более определенное направление, призванное на помощь в борьбе с досугом, от которого не знали куда деваться, это чтение склонило вкусы образованного общества в сторону изящной словесности, чувствительной поэзии. То было время, когда стали появляться первые трагедии Сумарокова, между ними одна заимствованная из русской истории — «Хорев». Любознательное общество с жадностью накинулось на эти трагедии, заучивало диалоги и монологи Сумарокова, несмотря на его тяжелый слог. За комедиями и трагедиями следовал целый ряд чувствительных русских романов, которых немало написал тот же Сумароков; эти романы также заучивались наизусть и не сходили с языка умных барынь и барышень.

     Некоторые знатные представители элиты достигали в усвоении французской моды и нравов колоссальных успехов. Ключевский В.О (Курс русской истории. Часть V, стр. 116) писал: «Один из образованных русских вельмож — Бутурлин, разговаривая с приезжим французом, парижанином, удивил его точностью, с какой он рассказывал о парижских улицах, гостиницах, театрах и памятниках. Удивление иностранца превратилось в настоящее изумление, когда он узнал, что Бутурлин никогда не бывал в Париже, а все это знал лишь из книг. Так, в Петербурге люди были знакомы с французской столицей лучше ее старожилов. Около того же времени французский литературный мир Парижа и Петербурга восхищался анонимной пьесой «Послание к Ниноне», которая написана была такими превосходными французскими стихами, что многие приписывали ее перу самого Вольтера. Оказалось, что автором этой пьесы был действительный статский советник граф Андрей Петрович Шувалов...».

     Но  в целом в XVIII в. образованных людей среди дворян было немного, и большинство их было обязано своим культурным развитием самообразованию. Общечеловеческая культура, приносимая иноземным влиянием, воспринималась так, что не просветляла, а затемняла понимание родной действительности; непонимание ее сменялось равнодушием к ней, продолжалось пренебрежением и завершалось презрением.

     Образ жизни провинциальных дворян соответствовал простоте их жилищ. В провинции дома мелких помещиков очень напоминали собою крестьянские избы в северных губерниях: две комнаты и сени. Комнаты были малы, тесны, низки и мрачны, мебели и посуды немного. У более зажиточных помещиков дома отличались лишь большим количеством комнат и большей чистотой.

   Свободное от еды, сна и несложных хозяйственных  забот время помещики тратили  на дворовые игры, качели, охоту, посещение  соседей. Свадьбы, похороны представляли исключительный интерес; по вечерам слушали сказки, на святки рядились, гадали, смотрели на пляски и слушали песни. Жизнь текла сонно и вяло. Верили приметам, снам, гаданьям.

     Семейный  быт отличался патриархальностью, но отсутствие образования приводило  к тому, что даже добрые снисходительные  люди в пылу раздражения проявляли  себя настоящими дикарями.

     Воспитание  и обучение в дворянских семьях не имело определенных теоретических  и практических оснований. В одних  семьях детям давали полнейшую свободу, даже за шалости наказывали не самого ребенка, а приставленного к нему в товарищи крепостного мальчика или девочку; в других – детей  держали в величайшей строгости, страхе, прибегали к постоянным и  жестоким наказаниям.

     Девушки целые дни проводили без всякого  дела, смотрелись в зеркало, думали о забавах и женихах, слушали сплетни и пересуды. Образ Митрофанушки, созданный Фонвизиным, был не исключительным, а типичным. Были, конечно, семьи, где родители, умные и нравственные люди, находили разумные пути воспитания.

     И все же, как отмечала в своих  трудах Муравьева О.С., повседневная жизнь провинциального дворянства менялась в соответствии с общими изменениями менталитета и бытовых представлений в стране. Постепенно повышалась потребность в грамотности, обучении, началось собирание библиотек, в основном, конечно, книг духовного содержания. Самые богатые гнались за модой, приобретая модную одежду и обувь, предметы мебели, устраивая в своих усадьбах сады и пруды. Вместе с тем изменения происходили медленно и затрагивали небольшой процент провинциальных дворян. Основная же масса служилых людей на местах была неграмотной, и хотя обращала большое внимание на вопросы веры и чести, собирала семейные архивы, но интересы ее в основном сосредотачивались вокруг урожая и цен на зерновые и скот.

Основные черты, принципы и основы воспитания русского дворянина

Дворянство  выделялось среди других сословий русского общества своей отчетливой, выраженной ориентацией на некий умозрительный  идеал. Во второй половине XVIII века дворянская элита, мечтая о лидерстве своего сословия в политической, общественной и культурной жизни России, справедливо усматривала основную преграду к достижению этой цели в удручающе низком культурном уровне подавляющего большинства русских помещиков. (Исчерпывающее представление о нем дает знаменитая комедия Д.И. Фонвизина «Недоросль».) Но, не смущаясь непомерной трудностью задачи, идеологи и духовные вожди дворянства брались воспитать из детей Простаковых и Скотининых просвещенных и добродетельных граждан, благородных рыцарей и учтивых кавалеров. К дворянским детям применялось так называемое «нормативное воспитание», т.е. воспитание, направленное не столько на то, чтобы раскрыть индивидуальность ребенка, сколько на то, чтобы отшлифовать его личность соответственно определенному образцу. С позиций современной педагогики недостатки такого воспитания очевидны. Вместе с тем, нельзя не заметить, что порой оно приносило удивительные плоды. В прошлом веке в России встречались люди, поражающие нас сегодня своей почти неправдоподобной честностью, благородством и тонкостью чувств. Литературные описания, портреты живописцев передают их особенное, забытое обаяние, которому мы уже не в силах подражать. Они выросли такими не только благодаря незаурядным личным качествам, но и благодаря особому воспитанию. Мы попытаемся здесь описать тот идеал, на достижение которого ориентировали дворянского ребенка.....«Дворянское воспитание» это не педагогическая система, не особая методика, даже не свод правил. Это, прежде всего, образ жизни, стиль поведения, усваиваемый отчасти сознательно, отчасти бессознательно: путем привычки и подражания; это традиция, которую не обсуждают, а соблюдают. Поэтому важны не столько теоретические предписания, сколько те принципы, которые реально проявлялись в быте, поведении, живом общении.

В дворянских обычаях и дворянском  воспитании многое неразрывно  связано с бытом ушедшей эпохи;  определенные утраты в любом  случае были бы естественны  и неизбежны. Но есть утраты, которых могло бы и не быть. Сейчас это делается все более  очевидным.  

Мироощущение дворянина во многом определялось положением и ролью в государстве дворянского сословия в целом. В России XVIII , первой половины XIX веков дворянство являлось сословием привилегированным и служивым одновременно, и это рождало в душе дворянина своеобразное сочетание чувства избранности и чувства ответственности. Отношение к военной и государственной службе связывалось в понимании дворянина со служением обществу, России. Правило «служить верно» входило в кодекс дворянской чести и, таким образом, имело статус этической ценности, нравственного закона. Дворянское чувство долга было замешано на чувстве собственного достоинства, и служба Отечеству являлась не только обязанностью, но и правом. Одним из принципов дворянской идеологии было убеждение, что высокое положение дворянина в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств.  «Кому много дано, с того много и спросится» (Евангелие, Лука, 12, 48). Эти слова не уставал повторять своим сыновьям великий князь Константин (поэт К. Р.).

Подчеркнем, что решающая установка в воспитании дворянского ребенка состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того чтобы достичь чего бы то ни было (славы, богатства, высокого чина), а потому что он дворянин, потому что ему много дано, потому что он должен быть именно таким. Едва ли не главной сословной добродетелью считалась дворянская честь, point d’honneur. Согласно дворянской этике, «честь» не дает человеку никаких привилегий, а напротив, делает его более уязвимым, чем другие. В идеале честь являлась основным законом поведения дворянина, безусловно и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность и просто рассудительность. Крайней мерой защиты чести являлась дуэль. Постоянно присутствующая угроза смертельного поединка очень повышала цену слов и, в особенности, «честного слова». Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль, но публичное же извинение делало конфликт исчерпанным. Нарушить данное слово значило раз и навсегда погубить свою репутацию.  Готовность рисковать жизнью для того, чтобы не стать обесчещенным, требовала немало храбрости, а также честности и перед другими, и перед самим собой. Человек должен был привыкать отвечать за свои слова. «В светской жизни, объяснял Честерфилд (в «Письмах к сыну», стр. 328), человеку часто приходится очень неприятные вещи встречать с непринужденным и веселым лицом; он должен казаться довольным, когда на самом деле очень далек от этого; должен уметь с улыбкой подходить к тем, к кому охотнее подошел бы со шпагой». Лев Толстой в «Детстве», характеризуя отца Николеньки, отмечает: «...Он так хорошо умел скрывать от других и удалять от себя известную всем темную, наполненную мелкими досадами и огорчениями сторону жизни, что нельзя было не завидовать ему».

     Умение  скрывать от посторонних глаз «мелкие  досады и огорчения» считалось обязательной чертой воспитанного человека.  В  духе этих требований дворянского ребенка  воспитывали с раннего детства, настойчиво и порой жестко. Эта особенность светских людей очень часто являлась предметом нареканий, оцениваясь как «фальшь», «притворство», «лицемерие» и т.п. Вероятно, она действительно создавала немалые затруднения для людей по натуре открытых и импульсивных, а также для тех, кто сам не владел подобными навыками. Однако в этой манере поведения было и немало хороших сторон.  

Начнем с того, что это давало определенные преимущества в отношениях с людьми, защищая человека от назойливых или недоброжелательных собеседников. Прекрасно владеющий собой человек владел и ситуацией: умел направить беседу в нужное русло, разрядить обстановку, переключить внимание собеседников с одного предмета на другой и прочее. Воспитанный человек, во-первых, не обременяет окружающих своими личными неприятностями и переживаниями, а во-вторых, умеет защитить свой внутренний мир от непрошенных свидетелей. Таким образом, внешняя сдержанность и самообладание естественно увязывались с обостренным чувством собственного достоинства, с уверенностью в том, что демонстрировать всем свое горе, слабость или смятение недостойно и неприлично.  

Особенности воспитания  детей в дворянской  семье

И нравственные нормы, и правила хорошего тона, естественно, усваивались дворянскими детьми прежде всего в семейном кругу. При  этом дворянская семья объединяла гораздо более широкий круг людей, нежели современная семья. Не принято было ограничивать число детей; их, как правило, бывало много, самого разного возраста («от двадцати до двух годов», как насмешливо заметил Пушкин, описывая гостей на именинах у Лариных). Соответственно было много дядей и тетей, и вовсе бесконечное количество двоюродных и троюродных братьев и сестер. Многочисленные родственники вообще могли довольно активно вмешиваться в воспитание детей; представления о том, что оно является исключительной прерогативой отца и матери, тогда, кажется, не существовало. Правда, и родители в те времена уделяли детям не столь уж много внимания. По воспоминаниям Н.В. Давыдова (стр. 125), «дети тогда, по-видимому не менее любимые родителями, чем теперь не составляли безусловно преобладающего элемента в жизни семьи. Особой диете их не подвергали, да и самое дело воспитания в значительной степени предоставляли наставникам и наставницам, следя лишь за общим ходом его, а непосредственно вмешиваясь в детскую жизнь лишь в сравнительно экстренных случаях».

Аналогичные свидетельства дошли до нас и в мемуарах В.А. Соллогуба. «Жизнь наша шла отдельно от жизни родителей. Нас водили здороваться и прощаться, благодарить за обед, причем мы целовали руки родителей, держались почтительно и никогда не смели говорить «ты» ни отцу, ни матери». В то время любви к детям не пересаливали. Они держались в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и чувствовали, что они созданы для родителей, а не родители для них». Соллогуб добавляет: «Я видел впоследствии другую систему, при которой дети считали себя владыками в доме, а в родителях своих видели не только товарищей, но чуть ли не подчиненных, иногда даже и слуг. Такому сумасбродству послужило поводом воспитание в Англии. Но так как русский размах всегда шагает через край, то и тут нужная заботливость перешла к беспредельному баловству» («Воспоминания», стр. 359).

 Разумеется, нельзя подводить под один шаблон все дворянские семьи, отношения внутри каждой из них определялись, естественно, личными качествами ее членов. Но все же во всем многообразии дворянского семейного быта просматриваются некоторые общие черты. С одной стороны, воспитание ребенка совершенно беспорядочно: няни, гувернеры, родители, бабушки и дедушки, старшие братья и сестры, близкие и дальние родственники, постоянные друзья дома - все воспитывают его по своему усмотрению и по мере желания. С другой стороны, он вынужден подчиняться единым и достаточно жестким правилам поведения, которым, сознательно или неосознанно, учат его все понемногу. Такая ситуация могла сложиться лишь внутри сословного и традиционного общества.

Беспорядочность различных влияний на ребенка нейтрализовалась, во-первых, принадлежностью всех «воспитателей» к одному и тому же кругу общества, придерживающемуся одной культурной традиции; во-вторых, заметной патриархальностью быта, тяготеющего к воспроизводству в каждом следующем поколении прежней, опробованной системы отношений. Принятые в обществе поведенческие стереотипы оказывали заметное влияние на поведение конкретных людей, порой заставляя их идти наперекор своей натуре. С.В. Ковалевская в «Воспоминаниях детства» (стр. 44) пишет: «В сущности, отец наш вовсе не был строг с нами, но я видела его редко, только за обедом; он никогда не позволял себе с нами ни малейшей фамильярности, исключая, впрочем, тех случаев, когда кто-нибудь из детей бывал болен. Тогда он совсем менялся. Страх потерять кого-нибудь из нас делал из него как бы совсем нового человека. В голосе, в манере говорить с нами являлась необычайная нежность и мягкость; никто не умел так приласкать нас, так пошутить с нами, как он. Мы решительно обожали его в подобные минуты и долго хранили память о них. В обыкновенное же время, когда все были здоровы, он придерживался того правила, что «мужчина должен быть суров», и потому был очень скуп на ласки».

 Отношение к детям в дворянской семье с сегодняшних позиций может показаться излишне строгим, даже жестким. Но эту строгость не нужно принимать за недостаток любви. Высокий уровень требовательности к дворянскому ребенку определялся тем, что его воспитание было строго ориентировано на норму, зафиксированную в традиции, в дворянском кодексе чести, в правилах хорошего тона. Хотя многие дети учились дома, день их был строго расписан, с неизменно ранним подъемом, уроками и разнообразными занятиями. За соблюдением порядка неотступно следили гувернеры. За сколько-нибудь серьезные проступки детей строго наказывали.

«Во многих вполне почтенных семьях розга применялась к детям младшего возраста, вспоминает Н.В. Давыдов, а затем была в ходу вся лестница обычных наказаний: без сладкого, без прогулки, ставление в угол и на колени, устранение от общей игры и т.п. Но при этом он добавляет: Если попадались хорошие наставники (что было нередко), то детям жилось, несмотря на воспрещение шуметь при старших, вмешиваться в их разговоры и приучение к порядку и хорошим манерам, легко и весело» (стр. 255). В самом деле, обратившись к мемуарам и к русской классической литературе, нетрудно убедиться, что, за редкими исключениями, семейный дом для дворянского ребенка - это обитель счастья, с ним связаны самые лучшие воспоминания, самые теплые чувства. Не случайно для того, чтобы обозначить строгость предъявлявшихся к детям требований, приходится специально сфокусировать на ней внимание... Видимо, если строгость не воспринимается как произвол и насилие, она переносится очень легко и приносит свои плоды. Не стоит и говорить о том, что общие принципы воспитания давали прекрасные результаты в тех семьях, где ими руководствовались люди, обладавшие высокой культурой и человеческой незаурядностью. Один из таких примеров семья Бестужевых. Михаил Бестужев, вспоминая удивительную атмосферу, царившую в их доме, избранный круг посещавших его людей, пишет: «...Прибавьте нежную к нам любовь родителей, их доступность и ласки без баловства и без потворства к проступкам; полная свобода действий с заветом не переступать черту запрещенного, тогда можно будет составить некоторое понятие о последующем складе ума и сердца нашего семейства...» (Сочинения и письма: Серия «Полярная звезда», стр. 22).